Идеология в камне, или Историйка о прототипах
Глядя на городские памятники, можно многое понять о самом городе. Еще совсем недавно все скульптурные изображения в Минске — от огромного Ленина перед Домом правительства до крошечного Кирова возле станкостроительного завода — несли на себе следы коммунистической идеологии. Ну, вождям положено!
Но возьмите, к примеру, гранитного Янку Купалу, попирающего землю с таким угрюмым оптимизмом, словно это вовсе не он пытался покончить с собой, устав от преследовавших его всю жизнь чекистов! Всмотритесь в бинокль в лица гипсовых статуй, установленных на фронтоне Дворца профсоюзов — как суровы складки у рта, как непреклонно сжаты губы, какие у них глаза! Встречаешь такой взгляд и невольно удивляешься: зачем памятники смотрят на мир столь строго, если обещанное будущее светло и прекрасно?
Дело не в скульптурах: не они — мы были такими! Потому что у каждого самого незначительного изваяния — даже у какой-нибудь девушки с веслом — был прототип. А у прототипа — своя история.
Горнист с всесоюзной известностью
В 1970 году в «Литературной газете» была напечатана статья, посвященная Жоре Клебанову. Жора Клебанов в то время работал в «Чырвоной змене». Попасть на страницы всесоюзной «Литературки» для молодого провинциального журналиста было большой честью. Впрочем, попал он туда и не как журналист, и не по своей воле. В статье говорилось, что Жора Клебанов — вандал, что им испорчены сотни, если не тысячи архитектурных памятников в разных городах Советского Союза. И в самом деле, надпись «Здесь был Жора Клебанов из Минска» можно было обнаружить на стенах Зимнего дворца, в смоленском Кремле, на стадионе «Медео» в Алма-Ате... Рассказывают, что Жорин автограф, выбитый на скалах в Беринговом проливе, был такого размера, что без труда читался с американского берега. Самое удивительное в этой истории то, что Жора Клебанов путешествовать не любил и дальше белорусских областных центров не выезжал. Трудно сказать, как все началось, но к моменту выхода статьи в «Литературной газете» не только друзья и коллеги Клебанова, но и многие не знавшие его люди, попадая в какой-нибудь далекий аул или кишлак, почитали своим долгом расписаться за Жору на памятнике архитектуры или просто на видном месте. Сам Жора всесоюзной знаменитостью себя не чувствовал и известности стеснялся. Быть может, именно от неловкости он однажды собрался и уехал жить в Штаты. В Минске о Жоре Клебанове еще совсем недавно напоминала стоявшая перед входом в Театр юного зрителя скульптура пионера с горном в руке. Когда-то ее лепили с Жоры. В то время он еще совсем не был знаменит.
***
Не осталось в Минске ни девушек с веслом, ни всевозможных пионеров. В какой-то момент с фасада ТЮЗа исчез и двойник Жоры Клебанова. Событие это никто не заметил. В 1997 году место идеологической скульптуры в городе заняла скульптура, лишенная какой-бы то ни было идеологии. В Минск пришел скульптор Жбанов, а следом за ним потянулись его герои: банщики, торговки семечками, шопоголики... Их много, и становится все больше. Они, как и их предшественники, смотрят на мир без улыбки. И у них, наверняка, есть свои прототипы, но мне о них нечего сказать.
