Загадочный памятник, или Историйка о том, как великий комбинатор посетил Минск
И осиновый кол есть вид памятника
Дон Аминадо
Мы ленивы и нелюбопытны
А.С.Пушкин
Сколько всего в Минске памятников, кажется, не знает никто. Но, судя по всему, много: одних Лениных полтора десятка! Есть те, что поставлены полководцам, политическим деятелям, музыкантам, поэтам, ученым… Есть напоминающие об исторических событиях. Есть просто скульптуры: спортсмен с факелом, девушка с зонтиком, баба с семечками, почтальон… Корова, наконец! Не все они равно любимы горожанами, но все одинаково понятны и не требуют объяснений. Впрочем, есть одно исключение - памятник, который, кажется, никто в нашем городе до сих пор не смог расшифровать…
Вермахтский орел в честь великой Победы
На берегу Свислочи, под сенью берез и елей, неподалеку от моста у ресторана “Журавинка” стоит каменный столб, напоминающий городской фонарь - только не светит! Впрочем, похоже, это одному мне он кажется фонарем: авторы тех немногих заметок в белорусской прессе, в которых упоминается загадочный арт-объект, считают, что похож он, скорее, на вермахтского орла (к счастью, без свастики). При этом отмечают, что поставлен он в год 50-летия Победы и, следовательно, ей посвящен.
Дальше журналисты пишут о том, что создан арт-объект известным немецким скульптором Петером Медцехом при участии белорусского коллеги Станислава Ларченко и что заложен в нем глубокий философский смысл. Собственно, о философском смысле говорит уже само название загадочного столба - “Знак духовного родства стран мира”. А тут еще и авторы поясняют, что человеческий дух на протяжении всей истории стремился ввысь и что это стремление иллюстрирует восставший из земли столб, а раздвоение на верхушке символизирует поиск человечеством новых путей. И добавляют, что мечтают опоясать земной шар такими символическими “духовными камнями”. Камни - кстати, целых четыре - с выбитыми символами сторон света в композиции тоже присутствуют. Да и два Знака - в немецком Тангермюнде и французском Байё - уже стоят. Вместе с минским они образуют отрезок прямой, соединяющий Восток и Запад. То есть, начало положено!
От масштабности “кольца духовного родства” у меня захватывает дух, и на ум приходят подземные тоннели Элона Маска и его же идея покрытия спутниковым интернетом поверхности Земли. Никогда прежде Минску не доводилось становиться участником столько грандиозного, воистину вселенского проекта!
Впрочем, мои восторги длились лишь до тех пор, пока я не заглянул в Google. Здесь меня ждало первое потрясение: Тангермюнде и Байё оказались городками с населением чуть больше десяти тысяч жителей. Мне стало обидно за мой в то время полуторамиллионный город: что стоило скульпторам провести свою линию чуть севернее, чтобы дух Минска породнился с духами Берлина и Брюсселя! Не провели… Следующим потрясением стало то, что интернет вообще ничего не знал о проекте “духовного родства”. Даже поиски на немецком и французском языках не помогли найти духовных побратимов в Тангермюнде и Байё! Лишь Знак, установленный в Минске, одиноко и печально свидетельствовал о грандиозном проекте.
С авторами его дело обстояло не лучше. Известный скульптор Петер Медцех был малоизвестен даже у себя на родине: после упорных поисков в интернете я обнаружил лишь пару его изображений и полдюжины арт-объектов. О Станиславе Ларченко было информации и того меньше: кроме одной групповой, других его фотографий мне найти не удалось. Зато я узнал (правда не в сети, а у коллег Ларченко), что в 1990-м году мастер в поисках лучшей жизни отправился в Германию. В Германии жизнь Ларченко лучше не стала, но, похоже, именно там он познакомился со своим будущим соавтором.
С этого момента история начала развиваться стремительно, и ее героем на время перестал быть каменный столб на берегу Свислочи, спрятались в тень скульпторы, изваявшие его, даже глобальная идея духовного родства стран мира отошла на второй план. Героем нашей истории стало Время.
Давайте отмотаем стрелки часов на тридцать лет назад и вспомним, каким был мир на рубеже 1980-90-х годов.
Pe-re-stroi-ka. Verstehen?
Перестройка. У каждого она была своя: к одним поворачивалась лицом, и они враз становились владельцами заводов, газет, пароходов, к другим… Другие едва сводили концы с концами. А не получалось свести концы, нередко сводили счеты - с жизнью. Каждый из прошедших обжиг в ее огне вспомнит что-то свое. У меня тоже есть свои “перестроечные” картинки.
Первый в СССР разгон мирной демонстрации. Люди шли в Куропаты помянуть убитых там энкаведешниками сограждан. Было это в День поминовения - по-белорусски, на Дзяды… На людей напали, избили, разогнали с "черемухой"...
А вот минчане перекрыли Проспект от здания КГБ до магазина “Табаки” - в городе исчезли сигареты, стало нечего курить. Удивительно, но в тот раз не били - наоборот, подвезли "курево".
А вот стотысячная толпа на площади перед домом правительства скандирует "Долой!"… Через пару дней я здесь же, рядом, завтракаю в ресторане “Седьмое небо”. Кроме моего, в огромном зале занят всего один столик. За ним женщина с ребенком - мальчику лет десять-одиннадцать. На сцену выходит высокая блондинка, включает музыку и начинает в танце раздеваться: сбрасывает жакет, юбку, стягивает с ноги один чулок, другой, освобождается от лифчика…
- Ну, мальчик… и что? - невозмутимо отвечает она потрясенной матери. - Скоро вырастет, потерпите! А я пока порепетирую...
А вот еще картинка. Я, руководитель австрийской съемочной группы, стою, вжавшись спиной в дверцу машины, а к моему лбу приставлен пистолет. Его держит полковник с налившимися кровью глазами - сейчас он убьет меня, и ему ничего не будет. Потому что, поднявшиеся над Полтавским полем на воздушном шаре австрийцы на три часа закрыли небо для барражирующих полетов советских истребителей к Северному полюсу, и теперь американцы, могут свободно напасть на нас. Понимаешь, сука?!
У полковника глаза похожи на две десятикопеечные монеты. Я шепчу о последней перед смертью сигарете, и трясущимися пальцами достаю из кармана пачку “Мальборо”. И такая же трясущаяся рука тянется навстречу - к моей пачке: полковник не курил два дня, в части нет сигарет - не то что американских - никаких! Моя сметливая помощница тотчас же вытаскивает из машины красно-белый блок и бутылку коньяка и, выставив их перед собой, как хлебный каравай, плывет к полковнику. А тот тупо застывает, не зная, как быть: то ли убить меня и ничего не получить, то ли оставить живым и получить сигареты и коньяк. Я чувствую как ворочаются мысли у него в голове. Наконец, полковник делает свой выбор: он приглашает съемочную группу пообедать в офицерской столовой, а потом, если господам интересно, готов показать военную технику (только "Миг-29" снимать нельзя!). Он шлет спустившимся с небес австрийцам гагаринскую улыбку и неожиданно говорит: “Pe-re-stroi-ka! Verstehen?” И мне становится стыдно. И за полковника, и за себя, и за перестройку...
Сегодня, через тридцать лет, стыд выветрился, исчез. Его нет. Остались грусть и понимание того, что что-то пошло не так, что-то мы упустили. Люди меняются куда медленнее политических программ. Для этого нужны поколения и поколения. И пустыня. И осмысленные усилия над собой...
Сам воткнулся!
Я часами листаю подшивки четвертьвековой давности в Пушкинской библиотеке. Делаю заказ на поиск информации в “националке”. Я ищу хоть какое-нибудь упоминание в прессе об открытии Знака. Ну должны же были ленточку перерезать, оркестр, мэр, торжественные речи! Ничего нет... Вообще ничего! Словно здоровенный каменный столб сам с неба свалился, сам воткнулся в мягкий прибрежный грунт, сам назвался… Нет, документов на памятный Знак ни в горисполкоме, ни в министерстве культуры. И только минские экскурсоводы, которые, как всегда, все знают, водят к каменному столбу толпы экскурсантов и вдохновенно рассказывают им о глубоком философском смысле, о вермахтском орле и о великой Победе.
-Слушайте, ну какие статьи вы хотите найти? Какие перерезания ленточек? Ночью привезли этот столб, вкопали - вот и стоит. Время было такое… темное.
Я сижу в мастерской у старейшего белорусского скульптора Ивана Якимовича Миско. Надо мной нависает гигантский бюст космонавта. Здесь все конкретно: никаких многозначных символов и их философских толкований - крепкая лепка, серьезный подход...
- А как же худсоветы?
- Какие-такие худсоветы? Это же городская скульптура! Вы думаете, хоть на одну работу Жбанова есть документация? Не ищите…
-А деньги? Ведь кто-то должен был оплатить работу, перевозку, установку…
Иван Якимович задумывается.
-Никто этого не знает, и вы не узнаете. Может, какой-то частный инвестор, может, немцы… Тогда фонды всякие росли как грибы! Денег не было, но для тех, кто пошустрее, всегда находились.
И мне вдруг кажется, что космонавт, глядящий на меня сверху вниз, еле заметно подмигивает. Мол, ничем наш Минск не хуже знаменитых Нью-Васюков: главное, успевай поворачиваться!
Небо в алмазах
Признаюсь, мне нравится красивое вранье. Еще больше нравится находить его корни и истоки. Ведь это же потрясающе изящный проект - взять и опоясать земной шар "духовными камнями"! Народы и страны должны дружить... Кто за? Кто против? Кто воздержался? Единогласно! Просто, как все гениальное... Кому в голову пришла эта восхитительная идея? Кто воплотил ее в проект? Кто?!
На следующий день я нахожу телефон Петера Медцеха и звоню ему. Он живет в немецком городке Миндене, ему семьдесят три года, и у него есть небольшая художественная школа.
- Guten Tag, Herr Medzech, - говорю я и объясняю, зачем звоню.
Герр Медцех не понимает про какой “Знак духовного родства стран мира” я так настойчиво его расспрашиваю, и совсем ничего не помнит о “кольце духовных камней”. Он по-немецки серьезен и педантичен. Но разговор не доставляет ему удовольствия - похоже, он не умеет врать. Когда я интересуюсь скульптурами в Тангерминде и Байё, герр Медцех что-то быстро говорит в трубку, после чего связь прерывается и в трубке слышны гудки. А у меня было еще столько вопросов...
- К какому направлению можно отнести это произведение искусства? - спрашиваю я знакомого искусствоведа и показываю фотографию Знака.
- Это произведение искусства? - переспрашивает мой товарищ и насмешливо качает головой.
- Да-да, искусства! Минимализм? Модернизм? Концептуализм?
- Ну, если бы речь шла о советских временах, скульптора наверняка обвинили бы в формализме, исключили из партии, а могли бы и срок впаять…
“Формализм – вот оно!” - услышав знакомое слово, я подпрыгиваю от радости и отстаю от искусствоведа.
Я знаю, в чьей голове родился проект Знака!
Еще в далекие 1970-е Ларченко преподавал в Академии художеств (тогда в Театрально-художественном институте). Вокруг работали старые перцы - ровестники революции и жуткие ревнители соцреализма (они-то и обвиняли его в формализме). Студенты на их занятиях скучали, а с Ларченко было весело – он все время рождал какие-то новые завиральные идеи.
- Что за идеи? - допытываюсь я у выпускников тех давних брежневских лет.
Никто не помнит. Только одна изрядно постаревшая студентка рассказывает, что вроде была у Ларченко мечта повесить над Минском искусственный небосвод со звездами – чтобы всегда светили. Рассказывает и отчего-то сама смущается.
“Ну-ну, небо в алмазах!” - думаю я, и у меня исчезает последнее сомнение в том, кто придумал идею "всемирного духовного родства". Белорус Ларченко, бежавший в Германию от перестроечной нищеты, стал вдохновителем проекта. А немец Медцех - его реализатором. Сам же Знак стал, кажется, первой "формалистической" скульптурой в нашем городе.
Жаль, что нельзя поговорить со скульптором Ларченко и проверить мои догадки. Уже полтора десятка лет как нельзя...
Памятник в единственном числе
Наша история движется к концу. Я в очередной раз иду на берег Свислочи, чтобы взглянуть на ставший почти родным Знак. Иду и натыкаюсь на высоченный забор. За ним остались и пустырь, образовавшийся на месте снесенного здания ВДНХ, и роща, и еще недавно казавшийся таким загадочным арт-объект.
Землю продали каким-то восточным людям, которые обещают построить здесь очередной роскошный отель. Я думаю не об отеле, а о Знаке - ведь снесут его эти новые хозяева! Как сносят все, что кажется ненужным, чего не понимают, историю чего не знают… И до меня вдруг доходит, что в Минске стоит единственный в мире ПАМЯТНИК ПЕРЕСТРОЙКЕ - времени, которое изменило судьбы граждан в не меньшей мере, чем революция. Да что там - в большей! Ведь это перестройка развалила империю, и это она принесла независимость Беларуси! И вот теперь этот памятник может исчезнуть...
Мне становится до боли жаль Знак, историю которого в этом городе знаю, похоже, я один.
***
От души благодарю за помощь, оказанную при написании историйки, информационные отделы Национальной библиотеки и областной библиотеки имени А.С.Пушкина скульпторов Ивана Миско, Льва Толбузина, Николая Байрачного и Юрия Гудиновича.
