Вернуться к Историйкам

Высокая музыка, или Историйка о первом небоскребе

21 апреля 2015

После войны консерватория, музыкальное училище и специальная школа-одиннадцатилетка размещались в Доме губернатора. А над всем этим музыкальным хозяйством властвовал бессменный директор Израиль Григорьевич Герман. Утро каждого дня Израиль Григорьевич встречал у входа в бывший губернаторский дом с огромным ключом в руке. При появлении в дверях очередного опаздывавшего ключ угрожающе взлетал и, пока вращался в воздухе, грозный директор, не глядя на бедолагу, произносил всего одно слово — опаздываем-м-м! Но так, что провинившемуся школьнику, а порой и учителю, хотелось провалиться сквозь землю. Многие и проваливались — даже обуви не оставалось!

Герман напоминал Фантомаса. Было в нем что-то мистическое. Ходили слухи, что огромный ключ достался бессменному директору напрямую от последнего минского губернатора Владимира Андреевича Друцкого-Соколинского: был он от губернаторского кабинета, место которого впоследствии заняла учительская.

Дом губернатора, ставший музыкальным лицеем

Дом губернатора, ставший музыкальным лицеем

На лестнице в те времена можно было запросто встретить неспешно поднимающегося в класс профессора Бессмертного. В футляре, покачивавшемся в руке мэтра, лежала, кажется, единственная на всю республику скрипка Страдивари. А навстречу знаменитому скрипачу спускался не менее известный пианист, профессор Шершевский — взлохмаченный, рассеянный очкарик, занимавший с семьей комнату на третьем этаже. Профессора чинно приветствовали друг друга: «Здравствуйте, Аркадий Львович!», «Мое почтение, Григорий Ильич!», но вся чинность слетала с них едва на горизонте появлялась со шваброй в руке уборщица тетя Дуся. Тетю Дусю боялись все, даже Герман.

Израиль Григорьевич Герман и Аркадий Львович Бессмертный

Израиль Григорьевич Герман и Аркадий Львович Бессмертный

Профессора вжимались в стену и, на полуслове завершив едва начавшийся разговор, принимались суетливо прощаться. Кроме Шершевского, здесь же, под крышей «у губернатора», жили и другие профессора — квартир в послевоенном городе не хватало. Классы же находились исключительно на первых двух этажах. Звуки просачивались сквозь стены, сплетались в длинных старинных коридорах в немыслимую какофонию — Черни с Майкапаром, с Мусоргским, с Чайковским, с Шубертом, с Брамсом... Было тесно, но как-то все умещались. Не то, чтобы обходились совсем без конфликтов, но в целом в здании царила гармония.

Музыкальную идиллию в 1958 году нарушил архитектор Гегарт — тот самый, что еще раньше спроектировал телецентр на набережной Свислочи и, совместно с Милеги, ГУМ на Проспекте. Гегарт построил для консерватории отдельное здание. Одновременно училище переехало в дом по соседству, известный тем, что в нем в середине XIX века поставили первую белорусскую оперу. Ну а школа осталась на прежнем месте, в Доме губернатора. И сразу всем стало тесно! Чтобы получить класс для самоподготовки, студенты занимали очередь в шесть утра, при составлении расписания занятий ссорились педагоги... Куда подевалась былая гармония?

Проект консерватории, выполненный архитектором Гегартом в 1954 году

Проект консерватории, выполненный архитектором Гегартом в 1954 году

Должно было пройти двадцать лет, чтобы городское начальство вняло мольбе музыкантов и объявило конкурс на проектирование нового консерваторского здания. Объемные макеты выставили в холле первого этажа, и в течение месяца преподаватели и студенты, забыв о музыке, до хрипоты спорили о том, каким должно быть будущее здание. Несмотря на то, что среди участников были маститые союзные архитекторы, в конкурсе победил не слишком известный минчанин Петр Шварцман.

Рассказывают, что макет победителя напоминал устремленный в небо восклицательный знак. Это был изящный полукруглый 22-этажный дом, который должен был занять место старинного городского театра — того самого, где поставили первую белорусскую оперу, а заодно и стоявшего рядом, всеми любимого кафе «Пингвин». Выполненный в пенопласте второй корпус Храма музыки величественно возносился не только над первым, но и над городом в целом. По нашим меркам, настоящий небоскреб! Некоторые отмечали, что при взгляде на макет, отчетливо слышали «Оду к радости» Людвига ван Бетховена. Но даже и те, кто ничего не слышал, тоже радовались. Вот такое одухотворенное здание должно было украсить наш город!

Но не украсило.

Этим небоскребам тоже не быть...

Минск-сити. Еще один "восклицательный знак, которому никогда не подняться.

Пенопластовый макет лет пятнадцать пылился вначале на первом этаже, потом на втором. Разговоры о строительстве нового корпуса постепенно стихли, музыканты проходили мимо макета, не замечая его, и в какой-то момент макет исчез.

И тогда поползли слухи.

Одни говорили, что Петр Шварцман подал заявление на отъезд в Израиль, и поэтому все его проекты зарубили. Другие возражали, мол, подал не сам он, а его тесть, председатель союза композиторов Каминский, и зарубили вначале его — то есть, не самого, конечно, а произведения, и только потом уже Шварцмана. Третьи подходили к первым и вторым и, как в популярном в те годы анекдоте, шепотом сообщали: «Не знаю, о чем вы спорите, но ехать надо!»

В общем, когда я услышал легенду о втором корпусе, ни на йоту не усомнился, что так оно все и было. В те годы в Израиль выехало пол-Минска. Почему бы и архитектору не оказаться среди них и не забрать с собой нашу прекрасную мечту!

То были времена, когда город только-только начал выползать из хрущевок и жадно считал пролеты новых «девятиэтажек». Нам казалось, что как только вырастут в городе высотки, так и жизнь станет другой — свободной, воздушной, разумной... И каждый дополнительный этаж словно приближал нас к этой новой жизни.

Отказ от строительства первого в городе небоскреба для минчан означал еще одну отсрочку наступления счастливого будущего. Теперь, проходя через опустевший холл, музыканты слышали не «Оду к радости» Бетховена, а «Похоронный марш» Шопена.

Все это было более, чем грустно. И тогда я решил отыскать Петра Шварцмана.

Петр Шварцман. Автопортрет

Петр Шварцман. Автопортрет

Задача оказалось на удивление простой. Запрос в поисковике моментально выдал мне не только его адрес, но и телефон. И я набрал номер.

— Да, архитектор... да, из Минска... да, уехал в 1979 году... Автор? Я? Какого, вы говорите, проекта? — удивился мой собеседник. — Второго корпуса консерватории, — пояснил я. — Что это такое? — неожиданно спросил тот, кого в Минске считали победителем конкурса.

И мне пришлось рассказать далекому зарубежному Шварцману о 22-этажном здании, которое наш минский Шварцман почти сорок лет назад намеревался построить на месте первого городского театра и всеми любимого кафе «Пингвин».

Примерно на этом месте должен был стоять наш первый небоскреб

Примерно на этом месте, слева от рекламы сигарет Camel, должен был стоять наш первый небоскреб

Мой собеседник ничего не знал ни о конкурсе, ни о своей в нем победе. Он то смеялся над ролью, уготованной ему минчанами, то удивлялся нелепости информации. И все же, как оказалось, в легенду он попал не случайно. Это был тот редкий случай, когда потянув за конец нитки, можно было найти ее начало. Петр Шварцман имел самое прямое отношение к зданию первого минского театра, которое намеревались снести. Он был руководителем проекта — только не по сносу, а по ремонту.

При строительстве метро здание дало трещину. Поначалу его решили ремонтировать, а потом неожиданно передумали. Впрочем, к этому времени Шварцман уже пять лет как жил за тысячи километров от Минска. Так что скандальное решение о сносе исторического здания никоим образом не было связано с отъездом архитектора. Как и то, что первый минский небоскреб так и не был построен. Как раз его место нынче занимает левое крыло гостиницы «Европа».

Не совсем "Европа", не совсем на своем месте, но - гостиница

Не совсем "Европа", не совсем на своем месте, но - гостиница

Вот, собственно, и вся историйка. Или почти вся. За минувшие сорок лет мы сильно изменились. Наши представлениям о красоте, морали и лучшей жизни тоже. Давно уже небоскребы не символизируют ни свободу, ни светлое будущее. Наоборот, сегодня минчане с тоской смотрят в 1970-е годы. В те, надо сказать, не самые лучшие времена чиновники уважали городской генплан и еще не додумались до термина «точечная застройка».

Ни весело окрещенная в народе «членом победителя» стеклянная башня, выросшая на одноименном проспекте, ни нависшая над Троицким предместьем гигантская «куча Чижа», ни расколовшая город на две половины мрачная стена «Кемпински» — ничто из этого не могло появиться в те годы. Как не мог появиться 22-этажный корпус консерватории посреди пятиэтажного города. Просто минчан всегда притягивало небо.

Прекрасные "небоскребы" Петра Шварцмана, более известные как английский Парламент

Прекрасные "небоскребы" на картинах Петра Шварцмана, более известные как парламент Оттавы

Ну и, наконец, последнее. Петр Шварцман стал известным художником. Его картины пользуются заслуженной популярностью и служат во славу приютившей его Оттавы. В Минске его, увы, не помнят.

***

Выражаю сердечную благодарность композитору Виктору Копытько, который согласился дружески повспоминать со мной далекие "музыкальные" времена.

Комментарии
Т.Л. Дубина
2015-04-24 16:04
Миша, привет! Читаю твои историйки с интересом, все жн мы прожили в Минске почти 30 лет! И сантименты к городу и его незлобивым жителям остались. Желаю успеха! Надеюсь, в итоге из всего этого книга получится - и будет издана с роскошными иллюстрациями! Т.Л. Дубина
Михаил Володин
2015-04-24 17:02
Привет, Тамара Львовна! Спасибо за добрые слова. Первая книга уже вышла, надеюсь, выйдут и следующие. Всего Вам доброго, MV
Последние историйки
Шестьдесят лет спустя, или Историйка о том, куда ведет Главная ...
Анатолию Александровичу Наливаеву, так часто возвращавшемуся в наших разгово...
С приветом из Кричева, или Историйка об “американке” с английск...
Природа не терпит пустоты. Там, где заканчивается одно, непременно начинается другое: ...
Страшная месть II, или Историйка о любви и беспамятстве
Но, как ты тепл, а не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст Моих. Откро...
Чисто женская историйка, или Вездесущий цирк нашей жизни
Иной раз древние богини судьбы — будь то греческие мойры или скандинавские норны — так...
Лучший вид города, или Историйка о битве за шпиль
Здесь шаги легки и гулки, И, холодный свет лия, В каждом тихом переулке — Пет...
Привидение из 2-й советской, или Историйка о монахине, покоривш...
Когда-то в Минске на углу нынешних улиц Богдановича и Купалы стоял женский монастырь б...
Дом мой юности, или История о первом лагере военнопленных
"Дома, как и люди, имеют свои дни рождения, своих творцов, свою душу, наполненную бол...
"И какой он немец – он минчанин", или Пять историй из...
Иван Караичев 1 Меня зовут Альберт Риттер. Это сейчас у вас шоколадки, названия ...
Загадочный памятник, или Историйка о том, как великий комбинато...
И осиновый кол есть вид памятника Дон Аминадо Мы ленивы и нелюбопытны А.С...
Повар Данилов, или История одной фотографии
До сих пор я старался избегать рассказов о людях. О зданиях писать...
Письма из Ямы, или Последний день гетто
Фотографии, которые вы видите, сделаны ровно четыре года назад, в 70-ю годовщину уничтожен...
Прогулка с неизвестным зверем, или Сказка о великом художнике, ...
Варе Володиной, которая помогала мне вопросами и участием Минск — сказочный город. Н...
Миру Минск, или История о человеке, который спас памятник
Мало было установить Черный обелиск в память об убитых врагами (история памятника здесь)...
Минский календарь. Март 2017
Игорь Римашевский. Март В старые времена на городской горе, Верхнем городе, вы...
Минский календарь. Февраль 2017
В городских легендах разные объекты и персонажи повторяются по многу раз. Вот взять, к при...
Минский календарь. Январь 2017
«Когда-то в Минске водились драконы ...» Этой фразой начинался «Минский календарь» на 201...
Воскрешение Лазаря, или Историйка о джинне из черты оседлости
— Чтой-то тут дело не чисто. Уж не собираетесь ли вы стать моим биографом? Предупреждаю: н...
Шифровка из Подмосковья, или Историйка о писательском отдыхе
Солнечным весенним утром 1936 года к расположенному на Советской улице Союзу писателей БСС...
Смерть в Минске, или Историйка о плите из первого храма
Минску, как никакому другому городу, подходит образ птицы феникс: множество раз был сожжен...
Вавилон с двух сторон, или Историйка о всемирном языке
Эта историйка началась в середине позапрошлого века в Белостоке. С разницей в три года...