Видите, на здании МВД угадывается скульптурная группа? В 1948 году, когда писалась картина, каменная женщина с детьми была у всех на виду. Потом скульптуры сломали, а останки спрятали в кирпичном коробе на верхушке здания. Через много лет я узнал от архитектора Короля, что это он дал указание укрыть поврежденные скульптуры. А приказ сломать их отдал сам Цанава. Не понравилась главному белорусскому чекисту шутка, гулявшая в то время по городу: мол, мужиков пересажали, а бабы c детьми все ждут… Прошло полвека, сломали короб, по осколкам прежних скульптур сделали новые. История вернулась на круги своя.
А еще раньше была другая байка. Скульптуру богини плодородия Деметры поставили члены Минского земледельческого товарищества взаимного страхования, располагавшегося в здании до революции. В 1920 году земледельцев пустили в расход, здание экспроприировали и передали ГубЧК. Хотя богиня Деметра к чекистам прямого отношения не имела, те тотчас нашли связь. «Мы тоже сажаем!» — сказали чекисты, и скульптуру сносить не стали.
В общем, вы уже поняли: мы с Анатолием Александровичем Наливаевым в очередной раз вышли на прогулку. На сей раз — вдоль Проспекта. Впрочем, в ту послевоенную пятилетку, куда мы попали, Проспект еще был улицей. И называлась та улица Советской. Проспектом она стала в 1952 году, когда на Центральной площади поставили памятник Сталину. Вот туда-то — с запада на восток — мы и направляемся. И мой спутник продолжает рассказ.
Если бы так же легко, как эти скульптуры, можно было оживить старые здания! Те, что пострадали в войну и были добиты после победы. В свое время шло много споров: можно ли было сохранить довоенный Минск? Вот, видите, слева от здания МВД трехэтажный дом — внутри выгоревший, снаружи целый. Через три года после окончания войны он все еще стоял, ожидая своей участи. Так же, как десятки, а может и сотни других домов. Но участь его была предрешена. К 1951 году, когда я уходил в армию, на этом месте уже вовсю шла стройка.
Кроме указанного на открытке Сельскохозяйственного общества, в дореволюционном здании располагался первый в Минске родильный дом — детище городского градоначальника графа Чапского. Дом этот еще и перед войной нет-нет называли «домом Чацкого». За полвека минчане напрочь забыли о давнишнем минском градоначальнике и «перелицевали» его фамилию под самого знаменитого «лишнего человека» русской литературы. Впрочем, граф тоже оказался лишним.
В 1948 году на Центральной площади трудно было найти место, чтобы установить мольберт, — она была вся в воронках и рытвинах. Собственно, и площади никакой не было — был пустырь, возникший после бомбежек на месте довоенного квартала.
В Доме офицеров тогда работали десятки кружков и студий. Перед армией я ходил сюда учиться вокалу и не догадывался о том, какую роль сыграет это умение в моей дальнейшей судьбе. В армии я попал в Киевское училище самоходной артиллерии. Узнав, что я пою, меня включили в число участников Фестиваля, посвященного 300-летию украинско-российской дружбы. Сегодня трудно представить, что был когда-то такой фестиваль. Я занял 2-е место и получил приглашение учиться у Народного артиста СССР Ивана Сергеевича Паторжинского. С очередной увольнительной пешком через весь город я шел на учебу! Со времен тех прогулок я бесконечно люблю Киев.
Позади стоял не попавший на картину, израненный войной Доминиканский костел… Представляете, стены в три метра толщиной! Вскоре его разрушили. Одновременно исчезла и арка, что на картине.
Нам осталось пройти совсем немного. Вон невдалеке виднеется первая минская электростанция. Из ее труб идет дым, по ее проводам бежит ток… Этот дым будет идти всегда, и ток будет бежать всегда. И сентябрьская липа всегда будет ронять листву на мостовую, при этом ветви ее не оголятся. Так устроена память: сколько бы ни разрушали то, что нам дорого, для нас оно остается нерушимым и днями и ночами будет светить негасимым своим светом. Даже если электростанция разрушена. Без нее!
Говорят, на месте электростанции построили какое-то огромное здание? Я в том районе давно не был. А в детстве проезжал мимо каждый день. По Советской ходил трамвайчик, на нем я добирался с нашей Цнянки в центр — в школу, на кружки, на студию Каткова. С утра туда, вечером — в обратную сторону. Домой…
Я вдруг понимаю, что наша прогулка в самом своем конце возвращается к тому, с чего начиналась. Наш «лишний», до сих пор не востребованный минчанами человек — Кароль Гуттен-Чапский! Это при нем была построена первая электростанция. И первый родильный дом. И первый приют для бездомных. И первая телефонная станция. И первый ломбард. И первое чертежное бюро… И первая конка, которая возила минчан в ХIX веке как раз по тому маршруту, по которому в ХХ веке побежит трамвайчик из детства Толи Наливаева.