Когда-то я написал историйку об американской мафии. Начиналась она так:
“Америка стоит на трех китах. И все три, как известно, белорусские. Голливуд создал минчанин Лазарь Меир (назвавшийся в Америке Луисом Майером), радио, а потом и телевидение «раскрутил» Давид Сарнов (Сарнофф, конечно) из Узлян, что под Минском, а мюзиклы и знаменитый театральный Бродвей — родившийся в Могилеве Израиль Бейлин (или, иначе, Ирвинг Берлин). При этом о четвертом ките Нового Света — могущественной американской мафии — предпочитают молчать. А он, как ни удивительно, тоже родом из наших мест.”
Ну так вот, недавно я поймал пятого кита. Быть может он не такой большой, как четыре предыдущих, но, пожалуй, самый неожиданный. В результате получилась еще одна “американская” минская историйка.
И пусть ее герои не стремились к высотам духа, не совершали великих поступков и вообще были куда проще тех выходцев из Беларуси, о которых я писал раньше, зато империя, которую они создали, была и живописной, и веселой. Да и жили все они в Нью-Йорке в то самое “эмигрантское время”, когда строилась современная Америка. Вполне могли быть знакомы между собой...
Предуведомление
Еврейские иммигранты на Нижнем Ист-сайде в Нью-Йорке
В этом рассказе – история одной семьи. Жизнь эмигрантов, приехавших в Америку и родивших там четырех сыновей. Сыновья выросли, построили собственную бизнес-империю, добились того, что их именем назвали театральный жанр и музыкальную фразу, которую знает, кажется, весь мир, и что сами они стали именем нарицательным в Америке 1920-30-х годов. А потом были запрещены и забыты…
Сыновей я, так же, как американские журналисты первой половины ХХ века, буду называть Минскими братьями.
Ну что, готовы? Пошли в театр – в этот можно без галстуков!
Немного истории
Все началось с того, что в 1908 году Луи Зельцер – богач и бизнесмен, чуть не тридцать лет живущий в Америке, купил заброшенную протестантскую церковь в Национальном зимнем саду в Нижнем Ист-Энде. Без цели, просто потому что продавалась за бесценок. Авраам, старший из четырех его сыновей, откликавшийся на имя Эйб, уговорил отца отдать церковь ему, чтобы устроить в ней никелодеон, или иначе, пятицентовый кинотеатр. За эти самые пять центов в зале “с движущимися картинками” можно было посмотреть пикантное кино.
Один из тысяч никелодеонов
Папа Луи был человеком религиозным и твердо верил в то, что его старший сын, если и показывает на экране глупые фильмы о светской жизни, то уж точно без сцен грехопадения. На этом его интерес к увлечениям сына заканчивался. Но на то оно и пикантное кино, что показывали там всякое. Об этом через два года папе Луи нашептал один из его подрядчиков. Гнев отца не знал никаких границ – больше было разве только его удивление. Папа Луи закрыл никелодеон и отправил Эйба работать в магазин… Потом в риэлтерскую компанию… Потом, не питая особых надежд, поручил сдать в аренду шестиэтажное здание, стоявшее без дела в Национальном зимнем саду… Через неделю Эйб доложил, что три верхних этажа сданы.
– Уже? – удивился папа Луи. – Кому сдал?
– Мы с братом Билли арендуем, – с важностью в голосе сказал Эйб. – Откроем театр и будем нормально зарабатывать!
От возмущения папа Луи не мог вымолвить ни слова. А Эйб тем временем рассказывал, сколь популярными стали классические произведения, переписанные на новый лад, и какие серьезные темы поднимают нынешние пьесы.
На самом деле отец давно понял, что сын ничем не хочет заниматься, кроме развлечений, и лишь махнул рукой. “Если дурня тянет ко всяким извращениям, пускай хотя бы деньги на них зарабатывает!” – грустно подумал он и занялся своей бухгалтерией.
Ох, не знал папа Луи, что такое настоящие извращения. Извращениями он считал все, кроме чтения талмуда и занятий бизнесом. И уж тем более не знал, чем отличается водевиль, о котором ему вешал лапшу на уши старший сын, от бурлеска, которым тот на деле хотел заняться.
Здание Национального театра “Национальный зимний сад”: первые три этажа занимала еврейская труппа, а три верхних – “бурлескская”.
Пижон и хулиган
Водевиль и бурлеск – два побега на одном дереве, имя которому “эстрадное представление”. Оба включали в себя песни, танцы, короткие юмористические сценки и, конечно же, появление хорошеньких девушек в самых разнообразных ролях и нарядах. Но были и различия: водевиль родился во Франции, бурлеск – в Англии. Место рождения накладывало свой отпечаток. Водевиль был изящнее и претендовал на некоторую светскость, бурлеск – энергичнее и агрессивнее, и потому доставлял своим хозяев немало неприятностей. Хотя бы из-за девушек…
Видели бы вы, до чего славные и смешливые девушки приходили наниматься к Эйбу и Билли! И все, как одна, хотели быть актрисами и работать в театре. И, как принято у девушек, со временем все они умудрялись вляпаться в какие-то невероятные глупости. Но настоящей бедой были все-таки не они, а зрители! Точнее, их отсутствие. Ну кто, скажите на милость, будет карабкаться на шестой этаж, когда по-соседству представление идет на первом?!
Эйб и Билли пытались придумать какую-то приманку, но ничего не шло на ум. Решение родилось случайно. Если, конечно, верить в случайности.
Водевиль и бурлеск
Бурлеск становится минским!
Жарким летним вечером 1917 года в Национальном зимнем саду случилось маленькое рукотворное чудо. Сотворила его очаровательная двадцатидвухлетняя огненно-рыжая девушка с прекрасной фигурой. А результатом стали очереди за билетами, битком набитый театральный зал и… регулярные полицейские облавы.
Звали девушку Мэй Дикс. Отработав свои номера, танцовщица под аплодисменты направилась в гримерку, но то ли по рассеянности, то ли по какой-то иной причине, не дойдя до кулис, начала раздеваться – сняла платье, расстегнула лиф... Публика взвыла! А Мэй без тени смущения, на ходу танцуя и при этом “теряя” остатки одежды, вернулась на сцену.
Мэй Дикс – в гримерке и на плакате «Известные американцы»
Принято считать, что в тот день в Америке состоялся самый первый сеанс стриптиза. И как следствие, вечером полиция устроила самую первую облаву в Национальном театре. На следующее утро весь Нижний Ист-Энд обсуждал происшествие. А к полудню начали выстраиваться очереди за билетами.
С этого момента в репертуаре театра Эйба и Билли (впрочем, к тому времени к ним присоединился третий брат – Герберт) стали регулярно появляться крайне рискованные номера, а Мэй Дикс постоянно жаловалась на память: она никак не могла запомнить, где нужно ходить одетой, а где можно появляться нагишом. Зато хорошо помнила наказ Билли о том, что зрители всегда должны быть довольны.
Джипси Роуз Ли, звезда стриптиза, актриса, писательница, драматург и героиня мюзикла 1959 года “Джипси”
Стриптиз застолбил себе место на сцене Национального театра (правда, лишь в те вечера, когда не было полицейских налетов – о них братьям сообщали заранее), но при этом по-прежнему назывался бурлеск-шоу. Изменилось только определение: до памятного выступления Мэй Дикс он назывался нью-йоркским бурлеском, а после – бурлеском минским.
Минская империя
Несмотря на все мыслимые препятствия, чинимые городскими властями, полицией и конкурентами, 1920-е годы явно играли на стороне Минских братьев. Чем сильнее штормило американскую экономику, тем шире делалась улыбка самого младшего из них – Мортона, который, окончив Нью-Йоркский университет, пришел в семейный бизнес и взял бухгалтерию в свои руки.
Объявленный в 1920 году сухой закон поднял спрос на развлечения до небес. “Нет виски – ищи сиськи!” – фамильярно советовал популярный слоган тех лет.
Братский бизнес процветал, и известность Национального зимнего сада росла. Среди постоянных посетителей можно было встретить молодого, но уже известного писателя Джона Дос Пассоса, актера и сценариста Роберта Бенчли, литературного и театрального критика Джорджа Джин Нейтана, издателя Конде Наста, поэта Харта Крейна... Время от времени сюда заходили великий русский бас Федор Шаляпин и не менее почитаемая американская актриса Мэри Пикфорд.
Среди бурлеск-театров Национальный считался элитарным и пользовался особой популярностью. До времени настоящий минский бурлеск можно было увидеть только там!
Park Theater на Columbus Circle, известный еще и как Majestic Theater
Через год братья начали расширяться: купили Park Theater на Columbus Circle, еще через два – Little Apollo Theater на 125-й улице… К началу Великой депрессии в 1929 году у них было уже четыре театральных площадки. Депрессия же, обанкротив многих конкурентов, пролилась на Минских братьев золотым дождем. В те годы мало кто из нью-йоркцев мог себе позволить поход на дорогие бродвейские шоу. Но чем мрачнее становились будни, тем сильнее люди жаждали праздников и развлечений. Покинув Бродвей, нью-йоркцы находили то, что искали, в местах подешевле.
К середине 1930-х Минские братья контролировали более дюжины театров — шесть в Нью-Йорке, остальные в Балтиморе, Филадельфии, Олбани и Питтсбурге. Они создали свою собственную небольшую театральную сеть на Восточном побережье. И свой небольшой “город счастья” на Манхэттене.
Добро пожаловать в Minskyville!
Майский номер журнала New Yorker в 1932 году вышел со статьей под заголовком “Экскурсия по Минскивиллю”. К тому времени большая часть театров и бурлеск-баров, которыми владели Минские братья, сосредоточилась в самом центре Манхэттена, неподалеку от площади Times Square, здания Rockefeller Center и самого высокого нью-йоркского небоскреба Empire State Building.
Коллаж из фотографий из журнала New Yorker: (вверху) все о психографе — приборе, определяющем количество шишек на голове; (внизу) цирк дрессированных блох профессора Хеклера и игровой автомат, где приз — пикантная картинка
Minskyville напоминал нечто среднее между появившимися куда позднее “Луна-парками” и к тому времени давно исчезнувшими в городах ярмарочными представлениями. Аттракционы и игральные автоматы здесь сражались за публику с индейскими знахарями, цыганскими гадалками, мистиками, чечеточниками, силачами, живыми статуями и прочими достойными типажами, казалось, навсегда вытесненными из городской цивилизации. Но самым большим успехом у посетителей пользовались, вымершие, как динозавры, френологи. Усадив клиента в кресло, они тщательно измеряли размеры головы и отдельных ее “штатов” (да-да, так назывались ее участки) и рассказывали о том, что клиента ждет в будущем. И вот что интересно, какого бы размера ни была голова, будущее всегда выглядело куда оптимистичнее депрессивного настоящего.
Minskyville располагался в самом сердце Манхэттена
Это был веселый, праздничный “поселок” в огромном городе, измученном Великой депрессией. Неизвестно, кто назвал его Минскивиллем, но известно, в чью честь.
– “Минскивилль” – объявляли кондукторы остановки поездов и автобусов;
– “Минскивилль” – писали картографы, заштриховав изрядный кусок в самом сердце Манхэттена;
– “Минскивилль” – говорили экскурсоводы и, с гордостью указав на потрясающе красивое здание театра Republic, добавляли – вот он, главный театр Минских братьев…
Театр Republic (ныне New Victory) – единственный дошедший до наших дней
Все когда-нибудь кончается…
Как известно, счастье долгим не бывает. Великая депрессия продолжалась, а счастливые времена для бурлеска закончились. В 1932 году умер Билли — мотор и главная творческая сила братьев. Два года спустя нью-йоркцы избрали нового мэра. Им стал Фиорелло Ла Гуардиа. Первое, что он сделал, – обложил запретами бурлеск-шоу. Начинание мэра радостно поддержали владельцы бродвейских театров: они имели все основания опасаться конкуренции и испытывали “классовую неприязнь” к театральным выскочкам.
Несмотря на постоянное давление, братья удерживали свои позиции. Более того, в 1936 году Герберт и Мортон сами пошли в атаку: перебравшись в бродвейский театр Oriental, принялись работать над созданием нью-йоркского центра бурлеска. Оттуда с помощью грандиозных шоу они надеялись выдавить из бизнеса конкурентов с Бродвея.
Билли, Мортон и Герберт в конце 1920-х годов
Но все получилось по-другому. В 1937 году мэрия отозвала лицензии у большинства “легкомысленных” театров – и театры закрылись; газеты, писавшие о бурлеске, засыпали штрафами – и о бурлеске перестали писать; знахарей, силачей и френологов разогнали – и Минскивилля не стало. Ну и напоследок, в качестве персонального “подарка от мэра”, Минским братьям было запрещено использовать свое имя в связи с любыми театральными постановками – и имя Минских братьев исчезло. Словно в Нью-Йорке его никогда и не было.
Имя исчезло, но многое из того, что придумали братья, осталось. Они первыми ввели билеты “на пару” по цене одиночного и первыми начали продавать годовые абонементы; первыми устраивали развлекательные – завлекательные! – представления перед началом спектаклей и первыми ввели театральные лотереи; первыми в Америке установили в театре подиум – чтобы приблизить исполнителей к зрителям галерки и, первыми придумали музыкальную фразу из шести нот, которая звучала в самые напряженные моменты. Эти фанфары знают все – сыграйте и убедитесь! А называются они “Минский пикап”.
Шесть сдвоенных нот — и вот он, «Минский пикап»!
Если не размениваться на мелочи, то Минские братья, как сегодня считают историки, были одними из главных создателей американской массовой культуры и американского шоу-бизнеса. А еще многие считают, что братьям давно положена звезда в Голливуде на Аллее Славы.
Аллея Славы в Голливуде, где пока нет звезды Минским братьям
О том, как братья стали Минскими
Начиная собирать материал для этой историйки, первое, что я узнал о своих героях, было то, что век назад в их театре впервые в Америке состоялся сеанс стриптиза. По этому поводу я почувствовал всплеск минского патриотизма и решил обязательно написать об этих замечательных людях. Не все же нам трактора за рубеж посылать!
Minsky brothers – так их называли в Америке. Клюнув на название, я не сразу понял, что речь идет не о месте жительства, а о фамилии (у нас бы написали братья Минские – и вопросы отпали бы сами собой). Но мне-то нужна была не фамилия, а минские корни… Иначе, какая это “минская историйка”? И я отправился в путешествие по генеалогическим сайтам.
Клубок начал разматываться, откатился на два века назад и привел к выпускнику гродненской иешивы Израилю Зельцеру. Легенда гласит, что осенью 1812 года молодой ученый, мечтательно выбирая, где лучше устроиться раввином – в Пинске, Витебске или Полоцке, неожиданно узнает, что Наполеон, напрасно сжегший негостеприимную Москву, намеревается перезимовать в Минске. Собрав скромный скарб, недавний иешиботник торопится в Минск: он жаждет увидеть единственного императора, который не ограничивает в правах евреев!
Евреи и Наполеон — тема отдельного рассказа.
Но Наполеон обманул ожидания ешиботника и пошел другим путем. Зато Минск получил отличного раввина, который со временем стал главным раввином города. Кроме того, он был ученым и филантропом – на протяжении многих лет поставлял в армейские кухни кошерные продукты для еврейских рекрутов. В общем, был человеком уважаемым, не только иудеями, но и католиками с православными. Израиль Зельцер проработал полвека в нашем городе, ослеп от бесконечного чтения умных книг, потому получил прозвище “Великий слепой”.
Дальнейшие события развивались как в Библии: Израиль родил Аарона – тот тоже стал раввином, правда не достиг высот своего отца. Аарон родил Арье Лейба, тот, закончив минскую иешиву, раввином стать не захотел и уехал за счастьем в Америку. Там Арье Лейб, взявший имя Лео, родил Минских братьев и стал одним из самых влиятельных людей нью-йоркского Нижнего Ист-Сайта – девелопером, политиком и попечителем нескольких синагог. Что было дальше, вы знаете. Но кое-что осталось за кадром например...
Где и когда возникла фамилия Минские.
Кое-что мне удалось узнать. После выхода на пенсию, Аарон с семьей переехал в местечко Ванджёгала под Ковно – нынешним Каунасом. Хоть и поминают его в Литве, как раввина, но раввином в Ванджёгале он не работал, а владел магазином. Не удивлюсь, если продавали в том магазине сухие корма для кур и уток. До переезда, еще в Минске, пока сам Аарон корпел над танахом и талмудом, именно продажей птичьего корма его жена Сара зарабатывала на жизнь семьи. Разница была лишь в том, что в отсутствии магазина, ей приходилось самой развозить мешки с кормом по минским рынкам. Точно таким же образом, переехав в Америку, на первых порах зарабатывал на хлеб ее сын Арье Лейб, или на американский манер – Луи.
Скорее всего, именно в Литве семью Аарона Зельцера стали называть Минскими, то есть, “приехавшими из Минска”. И хоть был Арье Лейб записан в метрике на фамилию отца и деда, начиная новую жизнь в Америке, назвался Минским.
Минские: книга, фильм и мюзикл — все о них
Признаюсь, после того, как поставил точку в этой историйке, я часто мысленно возвращаюсь к ней, и всякий раз удивляюсь, как же близко высокое и низкое в этом мире! Раввин, ослепший от чтения священных книг, сам живущий жизнью святого, и его потомки, первыми в Америке создавшими «культуру для бедных», которая позже стала называться массовой культурой — между ними всего два поколения! Да и между рождением Баха и появлением бурлеска не больше...
Фамильный склеп Минских на кладбище Монтефиори в Нью-Йорке
***
Вспомнив о генеалогии, не могу не поблагодарить Елену Говор, (Elena Govor), без помощи которой я, возможно, не размотал бы тот генеалогический клубок, который прокатился по городам Великого княжества Литовского, чтобы отыскать корни героев нашей историйки.