Для меня этот опубликованный в 1966 году текст стал загадкой. Загадкой, которую я предлагаю разрешить совместными усилиями. С одной стороны, в заголовке рассказа, словно для того, чтобы избавить читателя от сомнений, стоит слово - Быль. С другой, в истории есть места, которые вызывают вопросы. Сейчас над поиском ответов работают музеейные работники и филателисты. В самое ближайшее время я постараюсь познакомить вас с результатами их исследований. А пока - побудьте Шерлок Холмсами!
1944 год. Мурманск, штаб Карельского фронта. Направляя меня в гостиницу, комендант предупреждает:
— До утра переждете с немцем. И не вздумайте стрелять. Это наш. Перебежчик.
Немца звали Карлом. Карл Мюллер. Небольшого роста, чистенький, в очках. Типичный интеллигент. В глаза смотрел прямо, но заметно волновался. От него-то я и узнал начало истории, которая так необыкновенно переплелась с моей судьбой.
Сам я минчанин. В 1941 году служил в армии. И вдруг война. С тех пор от близких ни весточки. Каково же было мое удивление, когда я узнал, что Карл до декабря 1941 года находился в частях вермахта, оккупировавших Минск!
— Может, вы и Витебскую улицу знаете?
— О-о! Витебская улица! С ней связана страница моей биографии.
Рассказывает Карл Мюллер, перебежчик:
Это было 6-го ноября 1941 года. Вел мотоцикл мой ординарец Рафке, я дремал в коляске. На окраине Минска, у одного из разбитых домов, мое внимание привлек юноша лет 15–16 с плакатом: «Марки для коллекционеров!».
Возможно, где-то здесь и произошла встреча Карла Мюллера с Феликсом
Поразительно! Война, голод, репрессии, разбитый Минск — и марки! Паренек внимательно посмотрел на меня и спросил:
— А вы какие собираете?
Проверяет! Меня, старого филателиста!
— Четырнадцать на четырнадцать с половиной, — улыбнувшись, ответил я, — но могу взять тебя вместе с марками и... капут.
— Это как сказать,— ответил паренек и направился в разбитый дом. Вынес черную общую тетрадь и, протягивая ее мне, сказал:
— Вот, смотрите. Одна Германия!
Да, это была Германия. Но какая! Полные комплекты Мекленбург-Шверина и Бадена, Ольденбурга и Баварии, Вюртемберга и Мекленбург-Штрелица!
Марки герцогства Мекленебург-Шверин (выпускались с 1856 по 1867) и княжества Ольденбург (1852 – 1867)
— У меня не хватит денег на такие марки!
— Это еще не марки,— загадочно пробормотал паренек и, как бы спохватившись, добавил: — Могу взять продуктами: хлеб, масло, колбаса, конфеты...
Я позвал ординарца.
— Нужна колбаса, Рафке. Много. И конфеты.
— Есть, герр обер-лейтенант. Завтра в 10 утра...
— Утром не годится, — перебил паренек.— Мне надо сегодня. Только сегодня.
— Почему сегодня? A-а, знаю: завтра у вас праздник Октобэрреволюцьон! Угадал?
Паренек смело поднял на меня глаза, но не ответил.
— Что ж, Рафке, придется ехать на базу. А куда везти колбасу и все прочее?
— Буду ждать на углу Витебской улицы. В случае чего, спросите Феликса.
03. Марки герцогства Мекленбург-Стрелиц (выпускались с 1861 по 1871)[/caption]
Через час на углу Витебской улицы Рафке с помощью парней и девушек разгружал набитую до отказа коляску, а мы с Феликсом отбирали марки. В цене сошлись быстро. Я получил весь Баден и Вюртемберг, часть Ольденбурга и Баварии.
— Остальное — девятого.— сказал Феликс.
— И грузите коляску повыше.
Мы уехали. Рафке всю дорогу молчал и только у гаража спросил:
— Герр обер-лейтенант! Если у этого оборванца правда миллион, то почему вы не хотите просто забрать? Ведь это русский!
Что я мог ответить? Наши Рафки в 1941 году научились «просто» забирать!
До ночи я рассматривал свое богатство. На следующее утро проснулся поздно. Рафке не было. Я сразу почуял недоброе. Вышел на двор — мотоцикла нет. Тогда выбежал на улицу, остановил проезжавшую мимо машину и помчался на Витебскую. Дом номер четыре был оцеплен полицаями. Из слуховых окон чердака курился дымок, слышались выстрелы.
Ул Витебская, №№19-21а-21 – немногие из домов, дошедших до наших дней
— Что здесь происходит?
— Партизан! — хором ответили полицаи.
— На чердаке.
На лестнице несколько полицаев, укрывшись за ступеньками, вели бесприцельный огонь по чердаку.
— Феликс! Не стреляй! — крикнул я и полез на чердак.
На пороге, свесив ноги в люк, лежал навзничь Рафке. А поодаль, у чердачного окна... пылали марки. Целая гора альбомов! Феликс с автоматом Рафке на шее ворошил костер. Я бросился вперед. Феликс вскинул автомат. Что-то сильно ударило меня. Я упал. И тут же на чердак ворвались полицаи. Еще одна длинная очередь, крики.
Я привстал.
— Иуда! — крикнул Феликс и, швырнув в меня разряженным автоматом, бросился из чердачного окна вниз...
Через два месяца я перешел на вашу сторону.
До ноября 1941 года я жила в Минске, на Витебской улице в доме номер четыре.
Пятого ноября комсомольцы Витебской улицы собрались на чердаке нашего дома. Кто-то объявил:
— Надо отметить 7 ноября. Какие будут предложения?
— Листовку,— сказал Борька В. — Помните, как Максим?
— И хлопнуть хотя бы парочку этих, — добавил второй Борька Ш. — Втемную. А, ребята?
— Хорошо бы собраться всем вместе и спеть. Наше. Громко-громко. И поесть чего-нибудь. Так есть хочется! — сказала Зойка Ф.
Есть, действительно, очень хотелось. Все замолчали...
— Будет! — нарушил тишину Феликс. — Все будет!
Ул Витебская, дома №№10-11 сегодня
Феликса я знала лет пять—шесть. Его отец — польский коммунист, был вынужден покинуть панскую Польшу и с середины тридцатых годов жил вместе с семьей в нашем городе. Феликс вместе с нами ходил в школу, вступил в комсомол. Учился он хорошо. Великолепно знал польский и немецкий. Помогал нам делать уроки. Потом его отец неожиданно исчез, и Феликс, бросив школу, поступил работать в маленькую типографию на Интернациональной улице. Встречаться мы перестали.
При немцах Феликса, как сына «репрессированного большевиками», назначили мастером в той же типографии. Положили хорошую зарплату. Только расходовал он ее странно: больше половины тратил на продукты, которые раздавал малышам нашей улицы. Но мы все-таки долго чуждались его.
Где-то здесь, на Интернациональной, возможно, работал в типографии Феликс
— Продался, — говорил Борька Ш. — Хлопнуть бы его втемную.
Однажды Иосифу С. надо было немедленно уйти из города, а уже наступил комендантский час. Феликс, ни слова не говоря, отдал ему свой круглосуточный пропуск. После этого мы стали доверять Феликсу. И вот наступило 6 ноября. Феликс сдержал слово. Он раздобыл не только хлеб, но даже колбасу и конфеты. Сами немцы привезли на мотоцикле. Листовки Феликс принес вечером. Настоящие, с красной звездой и словами «Победа будет за нами!». Их спрятали на чердаке, а ночью раскидали по улицам и легли спать.
На рассвете дежурный /у нас было заведено круглосуточное комсомольское дежурство/ застучал во все двери:
— «Облава! Облава! Скорей! Облава!». Все выбежали во двор. Он был непроходным. Но мы обычно лазили через сараи и пробирались на две ближайшие улицы: Островского или Немигу. Так делали и взрослые. Даже лесенки, где надо, стояли.
Теперь это было спасение. Чтобы хоть немного задержать рвавшихся в дом полицаев, ребята стали заваливать единственный вход, а девочки в это время помогали детям и старикам перелезать через сараи. Началась стрельба. Я хотела остаться с ребятами, но Феликс прогнал.
— Уходи! — крикнул он и сунул мне в руки завернутый в клеенку альбом.
— Спрячь. Это марки. Редкие. Беги!
На дворе уже никого не было. Я забралась на крышу сарая. Куда же деть альбом? Времени нет. Пули свистят совсем рядом. Подняла лист жести и сунула под него... В дом номер четыре я не возвратилась и Феликса никогда больше не встречала.
***
Феликса /фамилию не помню/ я знал хорошо. Это он привил мне еще в детстве любовь к коллекционированию марок. Когда я уже считался опытным филателистом — в масштабах, разумеется, нашей Витебской улицы, — Феликс сказал:
— Дай слово, что руками трогать не будешь!
Я обещал, и мы пошли к нему на квартиру. Феликс вытащил альбомы. Много альбомов!
— Это еще мой прадед начал.
Запомнился мне только один альбом. В нем хранились самые редкие марки. В моей памяти стерлись точные номиналы и названия стран. Ведь с тех пор прошло около тридцати лет. Но одну марку я запомнил точно. Феликс о ней сказал так:
— Смотри в оба. Это Швеция. Зеленая хороша, правда? А вот эта, желтая,— единственная в мире
Зеленая и желтая «Швеции». Слева – обычная, справа – единственная в мире
Я не очень поверил, но запомнил желтую марку навсегда.
... В 1945 году я приехал в Минск. Дом четыре, мой родной дом, был разрушен. Никого из родных и знакомых найти не удалось. Я покинул свою Витебскую улицу, свой Минск. Стал киевлянином.
Несколько лет назад моя дочь Ольга начала коллекционировать марки. Я стал ей помогать и незаметно вновь увлекся филателией. Вот тогда-то вспомнился мне рассказ Карла Мюллера о Феликсе. Долгие поиски привели в конце концов к Марте П., а она поведала мне судьбу альбома Феликса.
Я срочно выехал в Минск. Мой родной дом был восстановлен. Только из четырехэтажного он стал трехэтажным. И номер дали ему другой. Но сарайчики во дворе сохранились.
— Повезло! — обрадовался я.
Детвора с удивлением смотрела, как солидный дядя лазил по крышам сарайчиков и задирал ржавые листы. Никаких следов! Альбом исчез.
Расспросы тоже ничего не дали. Я купил обратный билет и зашел на главпочтамт отправить дочери телеграмму. Возле окошечка, где продавались марки для коллекционеров, сухонький старичок держал в руках альбом. Альбом Феликса. Я сразу его узнал.
— Продаете?
— Пять рублей.
Я сунул старичку пятерку и пустился бегом на вокзал.
Раскрыл... и не поверил глазам — альбом был пуст!
Бросился обратно — где там! Старичка и след простыл...
Вот и вся история. Но она, мне думается, еще не закончена. Может быть, найдутся энтузиасты, которые продолжат поиски марок и дополнят рассказ о борьбе патриотов с Витебской улицы Минска.
1966 год
В. Грачев
***
Мое внимание на этот рассказ обратил художник Сергей Стельмашонок.
За что ему большое спасибо!
Комментируйте, высказывайте свое мнение о правдоподобности истории и ее деталей. Пишите на [email protected]
P.S. Продолжение истории здесь.